Борнштейн Ш. Один детский анализ

 

Один детский анализ (описание аналитических сессий)

 

 

Не редко проблемы детей окрашены анальной тематикой. Запоры, поносы, пачканье одежды, сложности приучения к опрятности — это те трудности, с которыми обращаются родители за помощью к детским психологам. Также, описывая своих детей, родители часто говорят о таких особенностях характера как скупость и жадность, рассеянность и расточительность, ранимость и упрямство.

 

Штефф Борнштайн – немецко-чехословацкий детский аналитик описала анализ 3-х летнего мальчика с проблемами удержания стула. Анализ закончился благоприятным терапевтическим успехом и было проведено около 100 сессий.

 

К аналитику обратились родители по поводу своего сына Петера, озабоченные проблемой удержанием кала. Симптомы были следующие: мальчик не отдавал стул, хотя у него не было запора, а позывы к испражнению были регулярными, и стул имел нормальную консистенцию. Тем не менее он силой удерживал кал в течении одного, а порой четырех-пяти дней. В те дни, когда Петер испражнялся, то был весел и доволен жизнью, но в дни сдерживания он становился удрученным, плохо ел, мало играл и выглядел чрезмерно напряжённым. При этом он посасывал палец, наматывал на него локон, будто крепко держался за канат. Был совершенно недоступен для общения, легко начинал плакать при любом строгом слове, казалось, он совершенно был сбит с толку.

Петер, старший ребенок в семье, когда ему было 2,5 года родились братья близнецы. Родители жили в счастливом браке и достаточно хорошо справлялись с родительскими обязанностями. Мать имела педагогическое образование, деятельная, умная женщина. Отец – психологически тонко чувствовавший человек, очень беспокоящийся о здоровье сына.

 

Приучение к горшку началось довольно рано и мать обращала особое внимание на регулярность стула. Петер не высказывал никакого сопротивления приучению к горшку. Когда ему было 1 год и 5 месяцев мать вынуждена была ненадолго уехать, и это было их первым расставанием. После возвращения матери Петер, казался обиженным на мать и выражал свое разочарование отказываясь от прежнего контакта с ней, а свой стул сделал средством демонстрации недружелюбия или враждебности к ней. Через некоторое время Петер стал чрезмерно чувствительным к пачканию и приходил в ужас от любого пятнышка.  Примерно в 1 год и 9 месяцев мать стала замечать удерживания и с течением времени этот симптом только усиливался. Особенно сильным он стал вскоре, перед рождением братьев. Петер стал замкнут, хотя внешне казалось, что он в доверительных отношениях с родителями. Но ни матери, ни отцу так и не удалось узнать в чем причина его страха перед горшком и дефекацией. Позже стало понятно то, что в том, что Петер не давал информацию, не было недостатком доверия. Он не мог ответить про свои проблемы со стулом, потому что они были глубоко бессознательными, а на поверхности в сознании был только сильный страх, переходящий в ужас и навязчивость к оттягиванию стула. 

 

С рождением братиков у Петера был период регрессии, когда он попросил у родителей бутылочку с молоком и с удовольствием пил из нее. К близнецам он относился по-разному, то сильно интересовался и восхищался, а порой будто не замечал их. Еще о характере Петера было известно, что он очень разумен, легко очаровывает других своим интеллектом и обычно быстро соглашается на все желания, и не слишком тяжело переживает разочарования, выпадающие на его долю. Но тем не менее часто не хотел делиться чем-то из своих вещей, даже проявления ласки он считает утратой своего имущества.  Петер не переносил агрессию, начинал плакать, если видел понарошку борющихся родителей и никогда не вступит в драку с другими.

Первые тридцать сессий проходили в доме мальчика и длились по меньшей мере час, и более часа, таким образом, была создана свободная от страха ситуация, сравнимая с аналитической ситуацией взрослых.

 

Первый час лечения

Мать знакомит Петера с аналитиком. Петер спрашивает действительно ли она пришла поиграть только с ним и ради него. Когда мать просит аналитика посмотреть на близнецов, та отказывается, говоря, что пришла прежде всего к Петеру, чем дает понять мальчику, что она на его стороне. Аналитик отмечает ревностные чувства ребёнка к братьям и говорит: «Ты ревнуешь, у тебя, видимо, есть причина для ревности, я не стану приуменьшать ее значение не замечанием, я хочу понять тебя таким, какой ты есть». На этой же сессии Петер дает два очень важных направления для обдумывания. В какой-то момент Петер сильно выпятил живот – он как раз начал сдерживать позывы к испражнению и при этом сильно сжался, что животик сильно округлился. Петер прокомментировал, что там хлеб, бутерброд и …братики. Аналитик делает вывод, что в толстом животе, как у матери, живут братики, и удерживая стул, он тоже оставляет их сидеть внутри. Второе сообщение из этого часа негативное, но которое отчетливо показывает, что есть вытесненные переживания, связанные с подкладным судном, которое он достал вместе с другими игрушками, но отказался о нем что-либо говорить, быстро убрав его в шкаф. 

 

Второй час лечения

Аналитик рисует мальчика. Петер говорит о том, что должно у него быть: лицо, глаза, нос, рот и … пися. Аналитик между ног проводит черту. Мальчику черта кажется недостаточно длинной, и он продлевает ее, и она становится больше, чем ноги. Мальчик комментирует это, «чтобы лучше пускать струю». Аналитик говорит, что с такой писей он как взрослый господин и спрашивает Петера, не хочет ли он и «большое желание» делать как взрослый. («большим желанием» Петер называл процесс дефекации). Мальчик отвечает, что большое желание делать не нужно. Этим ответом он защищается от всех вопросов матери и в переносе аналитик становится матерью, если начинают говорить о «большом желании». Потом Петер просит нарисовать папу и говорит, что ему тоже нужна пися. Он рисует ее, но значительно короче. Затем проявляется мама и тоже проводится палочка между ног. Аналитик протестует и говорит, что у женщин нет писи, и Петер подтверждает, что у мамы дырочка и он уже видел маму голой. Аналитик разъясняет, что женщины и девочки появляются на свет без члена, «когда потом позже в мамином животе растут малыши, они захотят выйти, когда станут достаточно большими … из маминой дырочки спереди». Итак, итог второго часа лечения, это то, что Петер узнает, что у мужчин не могут расти дети в животике и для них в писе нет возможности выбраться наружу, и что они выходят не из попы, а только из дырочки у матерей.  Аналитику важно поддерживать интерес ребёнка в разбирательстве с вытесненными желаниями. Также для меленьких детей нужно знать, что его родители думают также как и его аналитик, и в этом случае важно привлекать родителей для прояснения и подтверждения этой информации.

 

Третий час лечения

На совместной прогулке аналитику бросается в глаза, что Петер боязливо обходит лужи, потом он вспоминает паркового сторожа, который сердито говорит «ах ты». Чуть позже мальчик задаётся вопросом может ли он стать таким же большим как дерево. «Мне хочется быть большим, как дерево, и чтобы у меня был толстый живот, как у дерева». Через некоторое время он рисует мальчика и говорит: «Пися длинная, как дерево». Теперь терапевт впервые дает ему аналитическую интерпретацию: «Ты хочешь иметь писю длинную, как дерево. Но ты говоришь, что парковый сторож следит за деревьями и, что злые дяди рубят деревья. Может быть ты думаешь, что писю можно срубить, как дерево?» Петера задает этот вопрос, и он хочет получить ответ на свой вопрос: «Может ли мамина пися отпасть сама?» Теперь последовало повторное объяснение, что женщины никогда не имеют члена, а мальчики и мужчины никогда не могут лишиться своего члена. Он крепко приращен к телу, и, таких злых людей, которые хотят оторвать, отрезать или украсть член, не бывает. 

 

Четвертый час лечения 

Аналитик приносит пластилин и по желанию Петера лепит голого мальчика, «чтобы было видно писю». Затем Петер просит слепить горшок и усаживает пластилинового мальчика на него, поднимает ему член, и он ударяется о край горшка.  Потом внезапно Петер отрывает у мальчика член и бросает его в горшок, и ломает сначала горшок, затем мальчика и отшвыривает пластилин. Итак, то, что Петер частично продемонстрировал в этом часе было следующее: однажды, когда я сидел на горшке, мой член эрегировал, и ударился о край горшка, мне было больно, я испугался и подумал, что член у меня отпадет.

Последующие часы лечения включали в себя просвещение о зачатии и роли отца. Также он пришел к убеждению, что девочки рожаются без пениса, а не утрачивают его путем кастрации. Петеру такое убеждение сложно было принять, потому что оно было нагружено сильными аффектами и частично вытеснено.

 

Двенадцатый час лечения

До этого мы узнаем, что, когда Петеру было 1 год и 6 месяцев к ним на восемь дней привезли Кики. У девочки была проблема с мочеиспусканием, и ей ставили катетер. Когда ее усаживали на горшок, то она пронзительно кричала на весь дом: «Я не хочу!». Таким образом, в сознании Петера остались испуганные крики девочки и убеждение, что у девочек «нет дырочки, а есть пися». Тогда Петер впервые увидел женские гениталии и связал отсутствие у нее пениса с ее криками, то и решил, что мать кастрировала ее. И мы можем предположить, что сидение на горшке стало казаться Петеру опасным делом. Дальше во время этого аналитического часа, во время игры становится понятным, что предположительную тогда кастрацию Петер принял за следствие злого большого желания. Кики кастрировали, потому что она своим «большим желанием» хотела убить маму. Свою мысль, почему большое желание может убить маму, он пояснить не смог, это стало понятно только в ходе дальнейшего анализа. Разъяснение о том, что Кики кричала так вовсе не из-за большого, а из-за меленького желания вызвало у него большое удовлетворение и облегчение. И действительно после этого часа работы случалось так, что Петер попросил снять ему штанишки и пойти в туалет. Теперь разъяснительные беседы получили новый поворот и уже анальное просвещение стало приоритетным. Его интересовали вопросы пищеварения, функции желудка и кишечника. Только когда он прояснил для себя эти вопросы, он продвинулся к третей фазе просвещения – к процессам родов. 

 

Тридцатый час лечения

Петер продолжает строить что-то начатое им до прихода аналитика. Вдруг без подготовки говорит о том, что когда он был маленьким, то сказал про мамину грудь, что это живот. Затем сразу после: «Однажды была фрейлина Харт, которая сказала «ах, ты». Про фрейлину Харт подробно узнаем у мамы – эта женщина – бывшая сиделка, которая помогала матери после родов. Петер вспоминает, что маме втыкали в попу шланг, он просит пойти в его комнату и достанет судно (то самое, которое он сначала показал, потом спрятал в шкаф и не стал ничего про него говорить). «И там внутри была мамина кровь и мамино большое желание тоже. Почему там была кровь?» Аналитик объясняет, что после родов выходит немного крови и это не страшно. Теперь мы начинаем понимать почему ухудшилось состояние Петера после рождения близнецов – родилось представление, что сиделка причинила матери боль стеклянным наконечником. Когда он увидел, как выносили судно с калом матери, то для него произошло символическое уравнивание – причинение боли, кровь, кал, судно, малыши, которых, как он думал, выдавили из живота матери вместе с калом. В голове мальчика произошла путаница и все что он мог сделать это постараться побыстрее все забыть. Переживания родов матери в возрасте 2,5 лет, случай с Кики в возрасте 1,5 лет, его собственные переживания с горшком и писей в возрасте 2-х лет были вытеснены, в сознании сохранилось только то, что с попой происходит что-то ужасное, и я не хочу ничего выпускать из моей попы, и буду втягивать все обратно. Когда он втягивал внутрь свой кал, то становился похожим на беременную мать, а ужасные вещи с кровью, судном и калом еще не произошли. Так он контролировал ситуацию.

 

Можно задаться вопросом. Почему Петер не пошел к родителям, чтобы разобраться со столь пугающей его информацией? Его детские фантазии относительно «воткнутой трубки, а потом крови в судне», ассоциативно соединились  с агрессивными фантазиями, которые он развил в 2,5 года по отношению к матери, и которые возбуждали в нем сильнейшее чувство вины. Эти фантазии мы могли наблюдать в его рассказах про «непослушного Теодора», приписав ему агрессивные части себя. Петер вытеснил все злые импульсы и стал совершенно неагрессивным, избегающим любых враждебных чувств ребенком, к тому же боязливым и чересчур чувствительным к любому порицанию. Благодаря просвещению и терапевтической деятельности аналитика, Петер освободился от страха, и вполне мог уже сообщать свои агрессивные фантазии. И безусловно, мать своим терпеливым поведением как бы сообщала сыну: своими фантазиями и поступками ты не наносишь мне никакого вреда, я тебе ничего за это не сделаю.

 

Рождается и еще один вопрос, почему столь любящая и дружелюбная мать побудила в нем такой сильный страх кастрации? Ответом на него могут быть множественные воспоминания, которые появлялись в ходе анализа и смысл их в этом: мне не повезло, я получал все новый и новый опыт с матерью, который оправдывал представления, который я сделал во время истории с Кики.

 

Этот опыт с Кики был таким сильным, что слабое на то время «Я» не смогло его адекватно переработать по деталям и было вытеснено. 

Даты этих воспоминаний удалось точно восстановить с помощью родителей. Петеру 1,5 – мать впервые расстается с ним. Мальчик перерабатывает эту разлуке, тем, что примыкает к отцу, затем после возвращения матери он становится упрямым и больше не сообщат о своем позыве к туалету и впервые начинает пачкать штанишки, таким образом изживает свое анальное самовластие. Петеру 1 год и 6 месяцев, когда приезжает Кики, и мальчик испытывает сильные переживания во время кричащей на горшке девочки и превращает хороший контакт с матерью в страх перед ней. Петеру 1 год и 7 месяцев, когда он с матерью едет на море, туда приезжает Кики и он часто видит девочку голой и у нее нет члена, одетая же она очень похожа на мальчика (кроткая стрижка и не носит платья), что убеждает его в том, что Кики кастрированный мальчик. В это же время у мальчика начинается понос – эквивалент страха. Примерно в 1 год и 9 месяцев мать в отчаянии из-за того, что сын не хотел приучаться к горшку несколько раз его физически наказала. 

 

Теперь можно понять, почему доверие к матери у Петера разрушилось. Он думал: она отнимает писи у детей, которые делают большое желание, она бьет детей, когда они хотят сделать большое желание и пришел к выводу – я больше не буду желать большое желание, а то мама рассердится, и может даже отнять у меня писю. 

 

Прошло более сорока часов лечения и страх перед дефекацией у Петера почти пропал. Однако удерживание стула еще продолжалось.  Окончательное разрешение страхов и сомнений, которые тормозили Петера в отказе от симптома можно увидеть на примере аналитической техники. Аналитик предпочла вначале смягчить чувство вины, привязанное к обычным, повседневным агрессивным проявлениям ребенка: толкание, ломание, драки, пачканье, плевание. В процессе терапии ребенку разрешается в небольших дозировках проявлять свои агрессивные чувства, тем самым «Я» ребенка принимает большое участие в процессе преобразования и укрепляется для дальнейшего столкновения со Сверх Я. 

К пятидесятому часу лечения, у Петера произошло полное освобождение от его симптома. Этому предшествовало разрешение подавленной оральной агрессии против матери. Успехом анализа оральной агрессии было то, что Петер начал доверительно присоединяться к матери и иногда разрешал ей присутствовать на сеансах терапии.  

 

Пятидесятый час лечения

Петер просит аналитика пойти с ним в ванную комнату и посмотреть, как он без страха справляется со своими испражнениями. Затем он просит мать принести судно садится на него и задается вопросом про стеклянную трубку, которую он видел, когда мать болела.  Аналитик по его жестам понимает, что он имеет в виду и говорит:

- Ах, ты думаешь, у мамы все таки была пися, такая как у тебя, и она ее туда вставила, и та потом осталась в трубке, ты может быть думаешь, что кровь тогда была от маминой писи?

Петер с облегчением:

- Да, я так думал.

По выражению его лица стало понятно, что он получил ответ на давно мучавший его вопрос. Он облегченно смеется:

- Это мне шутка подумалась, мамина пися не может отломится, у мамы ведь не было писи, она родилась без писи, у женщин нет писи.

Как будто только сейчас он до конца поверил в это факт.

 

С изменением установки Петера к матери произошла перемена и в его отношениях с отцом. Теперь, когда мальчику больше не надо примыкать к нему из-за боязни матери, он из пугливого мальчика превратился в задорного. Отец тоже переменил свою позицию к сыну: теперь они боксируют друг с другом, спорят, проявляют ревность, что может нам говорить о благополучном переживании эдипова конфликта, к которому по возрасту приближается Петер.

 

После лечения прошло два года. Петер развивается абсолютно нормально: имеет хорошие отношения с другими взрослыми и детьми, творчески подходит к переживаниям неудач, хотя остается довольно впечатлительным мальчиком, но тем не менее достаточно стоек перед крупными неприятностями и пугающими впечатлениями.

 

Использованная литература:

Борнштейн Ш.

Один детский анализ / Штефф Борнштейн; пер. с нем. – Ижевск: ERGO, 2012. – 60с.