Несколько лет назад я консультировала маму и ее дочь-подростка. Девочка заканчивала школу, и по словам матери совершенно перестала идти на контакт. Она замолчала.
?
Мама – женщина 50 лет, с ярким макияжем, одетая в подчеркивающие ее пикантные формы одежду. Охотно и быстро рассказала, что сейчас находится на пороге новых отношений с молодым человеком, что «лично у нее все хорошо». Вот только проблемы с дочерью, что не может найти подхода к ней - она перестала с ней разговаривать вообще.
?
Инна, так назовем девочку - «серая мышка», одетая в неподходящую по размеру и погоде одежду, давно не видевшей стирку. Она молчит. Молчит дома с матерью, с отцом (родители в разводе), со старшим братом. Пропускает школу и целыми днями проводит в своей комнате. Мать не знает, чем она занимается, потому что дочь ничего ей не рассказывает.
?«Инна, скажи хоть что-нибудь? Не хочешь мне - пообщайся с психологом!», - мать в негодовании и отчаяние. Я прошу ее подождать за дверью кабинета. Мы с Инной остаемся вдвоем. Девочка не меняет позы, как будто застыла в некотором ступоре. Волосы свисают налицо и мне не видно, что оно выражает. Ее молчание, неподвижная поза, закрытое лицо, все это говорит о том, что она поместила себя ото всех за бронированной дверью. Я пересаживаюсь в другое кресло, чтобы быть ближе к ней. Реакции нет.
?
Начинаю про себя рассуждать и задаваться вопросами. Что произошло, почему она замолчала? Почему она выбрала молчание, как средство коммуникации? Были ли у нее другие варианты рассказать о себе или о том, что произошло? А пока ее отказ говорить, это ее волеизъявление, ее выбор. Сейчас заставлять ее разговаривать или навязывать свое общение было бы не корректно. Дальше я обдумываю, как же я могу помочь «молчащей» Инне? И что, в конце концов, заставило ее замолчать?
?
Дети замыкаются по целому ряду причин. Эмоциональная перегруженность сильными эмоциями: яростью, гневом, отчаянием, унижением, замешательством. Или если ребенок пережил абъюз (насилие), травлю, угрозы, и как следствие испытал сильнейший стыд и страх.
А если для всех этих трудных переживаний не нашлось нужных слов, то дети «затихают» и отстраняются от жизни.
?
Но вернемся к подростку. Я вдруг понимаю, ЧТО именно Инна «говорит», она «произносит»: «Я одинока, несчастна, напугана и ничтожна». Она не выражает это словами, но для меня важно услышать это сообщение, чтобы не усилить ее одиночество. Суметь почувствовать «звучание тишины» и понять суть ее молчания. Я обращаюсь к собственному контрпереносу, замечаю, что происходит с моими чувствами. Осознаю чувства печали, страха, растерянности и безысходности. Инна может переживать тоже самое. Очень аккуратно, плавно и медленно сессия за сессией пытаюсь понимать ее, прочувствовать. И вот первые результаты – кивок головой, напряжение мускулов, смена позы, вздох и … слезы … поток слез.
?
P.S. Наша работа продолжалась год и была прервана сообщением мамы о невозможности дальше платить за терапию Инны. За этот год мы много сделали: подросток начала говорить и поделилась событиями, которые замкнули ее тогда. Это были тяжелые для нее переживания. В своей терапии Инна нашла для них слова и ей стало легче. К сожалению, не вовремя прерванная встречи так и не позволила матери сблизиться с дочкой, доверие восстановить не удалось. Я не знаю дальнейшую судьбу девочки, но очень надеюсь, что она достаточно психологически окрепла, чтобы в будущем не замыкаться и молчанием не отстраняться от жизни.
Фотоматериалы: 1. Картина Э. Мунк "Крик". 2. Фотобанк