В свои чуть за пятьдесят она успела очень много. Получить несколько образований, дважды выйти замуж, воспитать дочь и сделать карьеру по меркам подмосковного городка очень даже неплохую. Говорила много, красиво и  интересно. Со вкусом подобранная одежда и «правильный» дневной макияж – в ней все было хорошо. Отдыхать она тоже умела: путешествовала, встречалась с «девчонками за бокальчиком». Кино и театры не любила, там мало «движухи». Правда, отдыхая,  всегда была «на телефоне», а после посиделок с девчонками «отходила» от вечеринки несколько дней. Удавалось и в спортзал заскочить, в общем, день был расписан по минутам. Да, что там день - вся жизнь с самого детства! Моя пациентка не жаловалась на судьбу, ее все устраивало. Единственное, что мучило - проблемы со сном.

 «Понимаете, - сказала она,- сначала мне трудно заснуть. Потом я просыпаюсь среди ночи и боюсь больше не сомкнуть глаз. В голову приходят разные мысли и от этого еще хуже. Дальше больше, я не могу успокоиться, встаю и начинаю чем-нибудь заниматься. Я устала и хочу спать, но ничего не могу с этим поделать. Кажется, эту битву с бессонницей я проиграла, - с грустной улыбкой заметила она. Утром я как «разбитое корыто». А мне надо руководить, вдохновлять, контролировать – я не должна …» - тут она замолчала. «Чего не должны», - спросила я. «Не должна раскисать!»

Ее мама тоже никогда не раскисала, некогда было. Растила дочь одна, когда приезжала бабушка в это время мама становилась еще более беспокойной и суетливой, особенно вечерами. Вдруг принималась бессмысленно хлопотать по хозяйству: мыть, стирать и всякое такое. Казалось им вместе было не уютно, беспокойно и не о чем говорить.

Я слушала и размышляла. Нет сна – первый сигнал, что моя пациентка очень устала. Но это вовсе не та усталость после «хорошей работы», которая влечет за собой отдых и который мы называем «заслуженный». Моя пациентка описывала другое состояние. Я  назвала бы  его состоянием истощения на пороге терпимого. Именно так живут экстремальные  спортсмены или трудоголики.

Она действительно устала, но вынуждена игнорировать отяжелевшие веки и бешенный ритм собственной жизни. Что происходит? Что заставляет ее опасаться отдыха больше, чем сильнейшей усталости? Кажется, для нее усталость это не приглашение к расслаблению, а наоборот, то, что запускает активность. И физическую, и умственную.

Способность засыпать и крепко спать всю ночь предполагает умение человека мысленно воспроизводить свой опыт успокоения, первоначально испытанный в контакте с матерью. Мать, посылающая ребенку сообщение, что чем-то встревожена, например, слишком торопиться укачать малыша, чтобы разделить с мужем супружеское ложе или не хочет оставаться одна, когда ее ребенок крепко заснет. Возможно, она сама не спит ночами, бессознательно передавая малышу иной опыт, опыт страха перед неизвестностью, в которой сон, как метафора смерти. В объятиях такой напряжённой матери ребенок не может успокоиться и спокойно погрузится в царство Морфея. Малыш вынужден длить состояние двигательного возбуждение, вплоть до истощения, так и оставаясь без передышки возле своей беспокойной матерей.

 

 «Я не должна раскисать!» - ответила моя пациентка. Что за этим «раскисать»?  Как будто стать пассивной, инертной, бездейственной, «сонной» это страх попасть «в никуда». В мир психологически (ментально) отсутствующей матери, матери которой не до ребенка. И тогда надо что-то беспрерывно делать: мыслить, гладить, «считать овец», убираться по ночам чтобы однажды не вспомнить, как она оставалась без отдыха возле своей перенапряженной матери.